А что было в России?
Колесный танк Лебеденко. Он прошел испытания в августе 1915 года, но провалил их и в серию не пошел.
К сожалению, технологическое отставание царской России от Европы не позволило создать свой прототип. Империи не хватало технологий, и к тому же это было очень дорого для обедневшей казны. Та же «начинка» автомобилей «Руссо-Балт» была почти вся импортная, и только «железо» (кузов) было свое. Конечно, танк можно сделать с использованием импортных комплектующих. Однако об этом уже думали в Советской России.
31 августа 1920 года вошло в историю как день рождения первого отечественного танка. Он был построен на предприятии «Красное Сормово» в Нижнем Новгороде на базе французского Renault FT-17. Во время Второй мировой войны этот завод выпускал танк Т-34 — один из лучших танков Второй мировой войны. Появление танков позволило врываться в глубоко эшелонированную оборону противника, и войны снова стали маневренными, только на новом, более высоком уровне.
Подписка и ваш щедрый лайк мотивируют авторов работать лучше и очень помогают в развитии канала. С наилучшими пожеланиями!
Больше интересных статей здесь: История.
Источник статьи: Полководцы понимали, что необходимо устроить прорыв, используя мощное наступательное вооружение.
- Армата — можно расходиться
- Из исторических источников стало известно, что пытка муравейником применялась на Руси повсеместно
Англоязычные высказывания
А теперь представим вашему вниманию такие цитаты Черчилля на английском языке с переводом:
- A fanatic is one who can’t change his mind and won’t change the subject. Фанатиком является человек, который не в состоянии переменить тему и изменить взгляды.
- Although prepared for martyrdom, I preferred that it be postponed. Пусть я готов к мучениям, я предпочёл бы, чтобы они были отложены.
- Broadly speaking, the short words are the best, and the old words best of all. В принципе, старые слова лучше всего, а короткие являются идеальными.
- Don’t talk to me about naval tradition. It’s nothing but rum, sodomy and the lash. Не сообщайте мне о традициях флота. Это не более и не менее, как ром, содомия и плеть.
Как подставился Черчилль
Стоя на трибуне в Вестминстерском колледже, Черчилль «со всей определенностью подчеркнул», что «не выполняет ничьей официальной миссии и не имеет никакого официального статуса, ибо говорит исключительно от своего имени». Он и дальше будет подчеркивать, что его знаменитая речь была «произнесена рядовым членом парламента по его собственной инициативе в период отсутствия у него каких-либо официальных полномочий». На самом же деле британский политик занимал уникальное положение. Являясь единственным представителем Запада среди членов Большой тройки, он обладал огромным политическим капиталом, дававшим ему право публично выражать свою точку зрения и быть услышанным во многих странах. «Я могу спокойно сболтнуть много вещей, которые считаются правильными, но у людей не хватает смелости для их произнесения на публике», – описывал Черчилль свои возможности. Но дело было не только в репутации. Из шестидесяти высокопоставленных политиков и военных США только двое в 1946 году полагали, что Черчилль вернется в большую политику. Подобное сочетание – великих достижений в прошлом и небольших перспектив в будущем – представлялось американскому истеблишменту идеальным для громких заявлений в настоящем.
Перед своим появлением в Фултоне Черчилль сначала приехал в Вашингтон и остановился в британском посольстве. На календаре было 3 марта. До знакового выступления оставалось два дня. Еще не прозвучало слов ни о «железном занавесе», ни об угрозе коммунистического движения. Но в США уже прошло несколько месяцев с момента разработки планов ведения боевых действий против СССР с использованием атомного оружия. Политика в отношении бывшего союзника уже была определена и сформулирована. Оставалось только озвучить ее публично, и Черчилль в этом отношении сыграл на руку американским властям. Настоящее значение событий в Вестминстерском колледже с их резонансом в пространстве и времени состояло не в том, что Черчилль выразил свое мнение, а в том, что он придал в глазах общественности легитимность политике США в отношении антисоветизма. Дистанцировавшись официально от его заявлений, Вашингтон в действительности крепко ухватился за обнародованные тезисы. Центр тяжести с братского союза англоязычных стран был смещен в сторону конфронтации с СССР, а мирные посылы, отраженные в названии речи, вообще остались без внимания.
В этом отношении Черчилль, который вышел на трибуну, чтобы использовать коммунистическую угрозу в качестве рычага для укрепления англо-американского сотрудничества, с одной стороны, подставился, с другой – оказался неправильно понятым. В определенной степени Черчилль сам был виноват в том, что произошло. Его страсть к публичности сыграла с ним злую шутку. Были и более резкие действия, и более агрессивные планы, и более враждебные заявления, чем его широко нашумевшее выступление. Но все это оставалось скрытым от общественности, являясь предметом обсуждений узкой группы элитарных специалистов и высших руководителей. Должны будут пройти годы и даже десятилетия, прежде чем гриф секретности будет снят, мемуары опубликованы и многое тайное станет явным. А речь Черчилля была в общем доступе, пошла в массы и разошлась на цитаты, возложив на ее автора основную ответственность за развязывание «холодной войны».
Свою долю в популярности фултонских откровений сыграла и персонификация выступления. Это была еще одна ирония истории по отношению к Черчиллю, который на протяжении всей своей жизни являлся стойким и бойким защитником индивидуализма, а теперь пострадал от того, что в массовом сознании эпизод в Вестминстерском колледже был связан исключительно с ним. А ведь был еще и Трумэн, который пригласил, организовал, поощрял и лично присутствовал на этом мероприятии, придав своим участием международную значимость всему действу. Был и Эттли, который пусть и негласно, но поддержал своего коллегу. Был и Форин-офис, решавший логистические и процедурные проблемы визита британского государственного деятеля в иностранное государство. Был и Госдеп, который в день выступления сделал много шагов недружественного характера в адрес бывшего союзника. Но все эти люди и ведомства, едва поднялась буря возмущения, сделали в едином порыве шаг назад, оставив под рампами ответной реакции лишь одного участника – Уинстона Черчилля.
«А2 – убил!»
Ровно в том же ключе развивается ныне, по сути, инновационный российский военно-морской флот, в который заложен оптимальный, по основополагающему критерию «стоимость-эффективность», алгоритм соотношения боевой мощи и габаритных характеристик.
Что практически в одночасье, почти как при детской игре в морской бой – «А2 – убил!», обесценило колоссальные затраты и громадные ставки некоторых «партнёров» нашего государства на «большой флот гигантских кораблей», во главе с авианосцами почти безразмерной величины и тоннажа.
Та мера «инновационности», то есть потенциала обновления, которую демонстрирует сегодня российская военная и научно-техническая мысль, позволяет обоснованно рассчитывать на то, что будущая большая война, если таковая — не дай, конечно, Бог! — станет реальностью, не окажется для нашей армии таким же трагическим сюрпризом, каким стала для французской армии Первая мировая.
Потому что нет ничего дороже, чем платить реками солдатской крови за то недомыслие, которое, увы, свойственно временам предвоенным.
Высказывания о Сталине
Чем ещё известен Черчилль? О Сталине цитаты его будоражат умы людей. В 1942 году, в августе, Черчилль приехал в Москву, чтобы сообщить о том, что в 1942 году Второй фронт открываться не будет. В 1942 году, 16 августа, Черчилль написал в письме Ф. Рузвельту следующее: «Я вчера в 7 часов вечера отправился проститься с г-ном Сталиным, и у нас состоялся приятный диалог, в ходе которого он мне подробно рассказал о положении русских, которое выявилось весьма неплохим. Он, естественно, весьма уверен в том, что выстоит до зимы. …Редактирование коммюнике и обед продолжались до трёх часов утра. Мне помогал великолепный переводчик, и я мог говорить почти свободно. Превалировала атмосфера особой благосклонности, и мы в первый раз установили дружелюбные и непринуждённые отношения…»
В 1942 году, в ночь с 15 на 16 августа, на квартире была записана следующая беседа Черчилля со Сталиным: «Премьер-министр сообщил, что в начале 1938 года, ещё до Мюнхена и Праги, у него появилось желание создать лигу трёх выдающихся демократий в составе США, Великобритании и СССР, которые могли бы вместе за собой вести мир. Между ними не было антагонистической заинтересованности. Г-н Сталин дал согласие и сказал, что он часто обдумывал нечто подобное, но только такой план при правительстве г-на Чемберлена был невыполним…»
А ещё существует такое высказывание, приписываемое Черчиллю: «Сталин… Россию принял с сохой и покинул её с атомным оружием».
О политике
Как сочинял Черчилль цитаты и афоризмы? Он произносил фразы спонтанно, в процессе выступлений, и они превращались в крылатые выражения. О политике Черчилль говорил следующее:
- Политик должен уметь прогнозировать, что случится завтра, через год, через месяц и через неделю. А потом растолковать, почему этого не содеялось.
- Дипломатом называют человека, который несколько раз подумает, прежде чем промолчать.
- Историю пишут победители.
- В моём государстве представители власти гордятся тем, что они слуги державы; быть её владельцем считалось бы бесчестьем.
- Я ни под каким видом не критикую директорию своей страны, находясь за рубежом, но с лихвой возмещаю это по возвращении.
Подготовка
В июле 1945 года в Великобритании состоялись всеобщие выборы, по результатам которых возглавляемая Черчиллем Консервативная партия уступила место лейбористам, а сам Черчилль сложил с себя полномочия премьер-министра. Новым главой правительства стал Клемент Эттли. Для восстановления сил после неожиданного поражения Черчилль направился в Италию. В октябре, после возвращения из Италии, он получил от президента Вестминстерского колледжа в Фултоне (штат Миссури, США) Фрэнка Льюиса Макклюра письмо с предложением выступить с «серией из трех-четырех лекций» в рамках программы Фонда Грина (Фонд утвержден в 1936 году в память о выпускнике колледжа юристе Джоне Финдли Грине).
Британский политик получал подобные предложения часто, и все они, как правило, удостаивались вежливого отказа. Аналогичная судьба постигла бы и этот запрос, если бы не находчивость Макклюра. Через выпускника колледжа генерала Гарри Гоукинса Вона, военного помощника президента США Гарри Трумэна, ему удалось получить на своем обращении следующую приписку главы Белого дома: упомянутый колледж «восхитительное учебное заведение в моем родном штате». Черчилль ответил через месяц, согласившись прочитать лекцию о «положении в мире».
Не исключено, что приписка Трумэна была сделана из вежливости, и сам президент не рассчитывал на столь участливую реакцию экс-премьера, у которого были более важные дела, чем выступление в провинциальном колледже по другую сторону Атлантического океана. Но британский политик ухватился за это предложение, решив использовать появившуюся возможность для возвращения в большую политику. Позаботился Черчилль и о форме подачи материала, заручившись поддержкой Трумэна, который согласился прибыть вместе с ним в колледж и сказать приветственное слово.
Но и это еще не все. Для освещения исторического эпизода были привлечены все три имевшиеся на тот момент крупные новостные агентства США, была произведена видео- и аудиозапись, а также состоялась радиотрансляция в прямом эфире на всей территории США и Канады. Рассматривался также вопрос телетрансляции, но Черчилль отказался «проводить технические эксперименты» на столь знаковом мероприятии. Одновременно с мощной поддержкой в СМИ был создан ажиотаж с билетами. В начале января Вестминстерский колледж объявил, что на мероприятии смогут присутствовать только обладатели специальных приглашений. Ограничение порождает спрос. За две недели колледж получил пятнадцать тысяч заявок, которые продолжали непрерывно поступать до самого дня Х. Для сведения – зал, где состоялось выступление, был способен вместить только три тысячи слушателей.
Реакция Сталина
Нравились ли цитаты Черчилля Сталину? Говоря об Иосифе Виссарионовиче, Черчилль заявил в 1945 году, 7 ноября, в парламенте Британии: «Лично я восхищаюсь этим подлинно великим человеком, победоносным защитником в период войны, отцом своей страны, правившим судьбой своего государства во времена мира. Даже если бы у нас с советскими властями возникли большие разногласия в отношении социальных, политических и, возможно, моральных аспектов, то в Англии нельзя открывать доступ такому настроению, которое могло бы ослабить или нарушить эти важные контакты между нашими народами, коммуникации, структурирующие нашу бедность и славу в период недавних жутких конвульсий».
В. М. Молотов распорядился напечатать в газете «Правда» (центральный орган ЦК ВКП (б)) изложение речи английского политика. Сталин в этот момент был в отпуске и отдыхал в Сочи. Он пробежал глазами газету и телеграфировал в Москву 10 ноября В. М. Молотову, А. И. Микояну, Л. П. Берии: «Считаю опубликование речи Черчилля с прославлением Сталина и России ошибкой. Славословие это нужно Уинстону, чтобы замаскировать своё неприязненное отношение к СССР и успокоить свою испачканную совесть. У нас теперь имеется немало добросовестных работников, которые приходят в телячье упоение от фимиамов со стороны Черчиллей, Бирнсов, Трумэнов и, напротив, печалятся от негативных отзывов со стороны этих господ. Я считаю подобные настроения опасными, так как они у нас развивают низкопоклонство перед иноземными фигурами. С лакейством перед чужестранцами нужно бороться жёстко. Лично меня такие похвалы лишь коробят».
В. М. Молотов тотчас же ответил: «Обнародование сжатой речи Черчилля было мною разрешено. Считаю это ошибкой. Всё ж таки её нельзя было печатать без твоего согласия».
С полей на фронт.
Изобретатели танков не стали мудрить и создали их на базе гусеничного трактора. В то время тракторы уже широко использовались в сельском хозяйстве Западной Европы и США. Даже в маленькой Дании в 1914 году на страну работало 2000 тракторов, кстати, в огромной царской России в 1913 году их было всего 180 штук.
Французский Schneider CA1 и его экипаж, 1917 г
Идея пришла к французам и англичанам одновременно в начале 1915 года. Французский проект был самым простым: бронекорпус танка «Шнейдер» водрузили на шасси трактора. Британцы были оригинальнее. Они создали огромный ромбовидный танк, который внушал уважение своим грозным видом и размерами. Изделие весило 28 т, длина составляла 8 м, ширина — 4,2 м, а высота — 2,4 м. А вот бронирование машины было скромным: лобовое — от 10 до 12 мм, бортовое — от 5 до 6 мм. Она могла защитить только от обычных винтовочных и пулеметных пуль, а также от осколков снарядов.
Британский Mark-1 имел двигатель мощностью 105 л.с., что позволяло ему развивать скорость 6 км/ч по шоссе и 1-3 км/ч по пересеченной местности. Экипаж составлял 8 человек. Башни не было, поэтому обзор был крайне плохим. Вооружение размещалось в спонсонах, располагавшихся по бортам корпуса. Англичане разделили боевые машины на два типа: «самки», имевшие на борту только один пулемет, и «самцы» — по 4 пулемета и по пушке с каждого борта. Ну а чтобы немцы заранее не узнали о секретном оружии, проекту дали название «Танк», что означает танк, цилиндр.
Однажды в одна тысяча девятьсот четырнадцатом…
Думать о будущей войне всегда затруднительно. Просто потому, что её ещё не было. А это значит, что какой она будет, наверняка никто не знает. Отчасти это область догадок, степень гениальности которых чаще всего оставляет желать много лучшего. А ещё это инерция человеческого мышления, про которую принято говорить, что «генералы всегда готовятся к прошедшей войне». И, конечно же, это, прежде всего, интересы тех, кто создаёт и производит оружие, в каковом деле военно-технические революции хотя и случаются, но достаточно редко. Во всяком случае, редко для того, чтобы налаженный процесс производства всевозможных вооружений находился в процессе перманентной ломки.
Поэтому, в общем и целом, все рассчитывают на то, что будущая война будет примерно такой же, как и раньше, пусть даже и с некоторыми не очень существенными новшествами.
Военачальникам виделась победоносная и практически молниеносная военная операция, в которой несомненная виктория будут одержана могучим натиском и стремительным ударом.
Фото из архива
Французским военачальникам виделась победоносная и практически молниеносная военная операция, в которой несомненная виктория будут одержана могучим натиском и стремительным ударом.
Благо людишек к тому времени французские бабы нарожали вдоволь, пушечного мяса хватало и потому никаких особых затруднений не предвиделось. Расслабились до того, что не удосужились даже создать в армии эффективную медицинскую службу, которая появилась только в 1915 году.
Все эти радужные предвоенные фантазии закончились уже на третью неделю войны, когда французская армия перешла в решительное наступление, чтобы реализовать на практике победные планы своих полководцев. Которые уже сверлили дырки в мундирах для неизбежных в таких случаях высших знаков ордена Почётного легиона.
Французская пехота, примкнув штыки и не имея за спиной даже окопов, с ходу атаковала вражеские позиции на фронте в 400 километров – от Бельгии до Лотарингии. Для немецких пулемётчиков и артиллеристов это был своего рода гигантский тир, в котором, из-за обилия мишеней, промахнуться было совершенно невозможно.
В первый же день этой самоубийственной атаки – 22 августа 1914 года — французы потеряли только убитыми 27 тысяч солдат и офицеров! Таких потерь в течение всего одного дня армия Франции не знала за всю свою историю.
Вот что пишет в своей книге «Самый смертельный день в истории Франции» историк Жан-Мишель Штега:
Особенно много потерь было среди офицерского состава. Командиры подразделений, согласно тогдашним представлениям о воинской чести и наставлениям по тактике боя, должны всегда быть впереди своих солдат, на самых видных местах, атаковать в полный рост и не прятаться от вражеских пуль.
Перед нами картина жесточайших последствий предвоенного военно-стратегического недомыслия, господствовавшего на самом высоком уровне — генерального штаба Французской республики. Недомыслие это было основано на абсолютном непонимании характера будущей войны, на фатальной недооценке смертоносной эффективности новейшего автоматического оружия, а также на таком же полном пренебрежении средствами и способами защиты и эффективного применения собственных войск.
Фото из архива
В первый же день самоубийственной атаки – 22 августа 1914 года — французы потеряли только убитыми 27 тысяч солдат и офицеров!
Расплата была чудовищной: 27 тысяч французских военных расстались с жизнью только за один день и только потому, что в высоких штабах, как всегда, готовились к прошедшей войне и не «парили голову» насчёт туманного будущего.
«Первый блин».
Британская разработка Mark I 1916 года.
Англичане решили использовать танки, когда их количество на фронте достигло 49 штук.
Обратите внимание: Прорыв германской обороны на реке Сомме 15 сентября 1916 года. Танки легко уничтожали пулеметные точки противника, которые представляли основную опасность
Они ломали колючую проволоку, тем самым создавая проходы для пехоты и легко преодолевали окопы шириной до 3 метров. Британцы спрятались за машины. Их потери в тот день были в 20 раз меньше, чем обычно. А главное, англичане за 5 часов продвинулись на 5 километров вглубь немецких позиций, чего они не могли совершить два месяца подряд
Танки легко уничтожали пулеметные точки противника, которые представляли основную опасность. Они ломали колючую проволоку, тем самым создавая проходы для пехоты и легко преодолевали окопы шириной до 3 метров. Британцы спрятались за машины. Их потери в тот день были в 20 раз меньше, чем обычно. А главное, англичане за 5 часов продвинулись на 5 километров вглубь немецких позиций, чего они не могли совершить два месяца подряд.
Так что «первый блин» комом не вышел. Танки доказали свою эффективность в дебютном матче. В итоге после 15 сентября англичане и французы начали их серийное производство. Думали немцы и о выпуске своих боевых машин.
Английский танк Mark IV, застрявший в немецкой траншее, 1917 год
Союз англоязычных стран
После завершения войны Великобритания находилась в тяжелейшем экономическом положении, фактически на грани банкротства. Война обошлась в девять млрд. фунтов, поглотив 4,2 млрд. фунтов авуаров и разогнав внешний долг перед США до 4,3 млрд. фунтов. Проблемы на общегосударственном уровне не замедлили сказаться на уровне жизни простых граждан: мясо, масло, яйца, сыр, мыло, одежда, бумага – все это и многое другое выдавалось теперь по талонам; нормировался расход бензина, угля и прочего горючего, подача электроэнергии прекращалась с 14:00 до 16:00 и с 21:00 до 12:00; наблюдались перебои в транспортной системе и работе коммунальных служб; требовалось срочное решение жилищной проблемы, так как в результате авианалетов были разрушены или серьезно повреждены свыше 750 тыс. домов.
В таком положении претендовать на роль великой державы было проблематично. Необходимо было найти себе могущественного союзника, который согласился бы выделить необходимые средства для восстановления. В качестве такого союзника Черчилль выбрал США и именно к созданию братского союза англоязычных стран он и призвал в своем выступлении. Для повышения убедительности своих предложений он использовал различные риторические приемы. В частности, он предстал сторонником последовательности, обращаясь к недавнему военному опыту совместного сотрудничества: «Необходимо, чтобы последовательность в мыслях, настойчивость в достижении целей и величественная простота в решениях определяли политику англоязычных стран в годы мира так же, как в годы войны». Он сыграл на контрасте, сначала сгущая краски ужасов войны и тирании, а затем предлагая чудодейственное средство в виде «тесного сотрудничества» во всех областях между США и Британским Содружеством наций. Он вселил надежду, замечая, что если предложенное им сотрудничество станет реальностью, «мир забудет о том неспокойном времени, когда пресловутое, но столь неустойчивое равновесие сил могло провоцировать некоторые страны на проведение политики непомерных амбиций и авантюризма».
Как еще можно было обосновать необходимость создания англоязычного союза – найти внешнего врага. На эту роль Черчилль выбрал государство, с которым его страна сражалась вместе против нацистской Германии, и которое принесло победу союзникам в мировой войне. Если абстрагироваться от ряда нюансов, британский политик представил картину двухполюсного мира, где на одной, близкой Черчиллю стороне, расположились США, Великобритания, Канада и европейские страны, а на другой, вызывающей настороженность – СССР. Как считал Черчилль, дело было не столько в руководстве СССР, сколько в исповедуемой ими идеологии. Именно против идеологии он и выступил в Фултоне, выразив беспокойство, что во множестве стран «создаются коммунистические пятые колонны», которые действуют «слаженно и согласованно, в полном соответствии с руководящими указаниями, исходящими из коммунистического центра».
Акцент в выступлениях Черчилля на губительных последствиях коммунизма позволяет рассматривать истоки «холодной войны» не только в плоскости борьбы за территориальные приобретения и обеспечение собственной безопасности, но и с учетом идеологической подоплеки происходивших событий. При таком ракурсе причиной противостояния западных демократий и СССР стал, по мнению В. Лота, «антагонизм во взглядах на должную организацию общества», а само противостояние превратилось, по словам историка Мелвина Леффлера, в «духовную битву за душу человека», или, как выразился профессор Джон Льюис Гэддис, в попытку ответить на вопрос: «Как лучше организовать человеческое общество?» Идеологическая трактовка предлагает не только новый взгляд на генезис «холодной войны», но и иные временные рамки этого конфликта, указывая в качестве начала конфронтации не 1945-й или 1946 год, а 1917–1918 годы, когда произошло столкновение идеологии Вудро Вильсона и В. И. Ленина.
Реакция в СССР
Ответ Сталина был опубликован в формате интервью газете «Правда»
Наиболее интересным представляется ответ генсека на один из первых вопросов: «Можно ли считать, что речь господина Черчилля причиняет ущерб делу мира и безопасности?» При ответе Сталин акцентировал внимание на трех принципиальных моментах. Во-первых, на образе «Черчилля-поджигателя войны»
Во-вторых, на поддержке США позиции британского политика. И, в-третьих, на сходстве потомка герцога Мальборо с фюрером: «Черчилль и его друзья поразительно напоминают в этом отношении Гитлера и его друзей». Дальше Сталин развил эти тезисы, объясняя, что «господин Черчилль и его друзья в Англии и США предъявляют нациям, не говорящим на английском языке, нечто вроде ультиматума: признайте наше господство добровольно, и тогда все будет в порядке, – в противном случае неизбежна война». По словам генералиссимуса, «установка господина Черчилля есть установка на войну, призыв к войне с СССР».
Фултон часто рассматривается в качестве эпохальной вехи, которая обозначает изменение внешнеполитических взглядов самого Черчилля с переходом от сотрудничества с СССР в годы войны к периоду противостояния после, а также символизирует начало нового этапа международных отношений, вошедших в историю, как «холодная война». С точки зрения истории и последующих поколений, это выступление действительно стало водоразделом. Но было ли оно таким уж неожиданным для государственных мужей? Особенно советского руководства? Е. В. Хахалкина в своей докторской диссертации считает, что нет. В качестве аргумента она приводит письмо Черчилля Сталину, в котором британский премьер указывает на «раскол мира на две части»: «с одной стороны будете господствовать вы и ваши страны, а также коммунистические партии в других государствах, с другой стороны сплотится весь англоговорящий мир с их партнерами и доминионами»
Помимо модели двухполюсного мира Черчилль также обращает внимание Сталина, что «вражда этих двух миров разорвала бы мир на части, и тогда лидеров этих миров накрыло бы чувство стыда перед историей». Показательна дата письма – 29 апреля 1945 года, то есть почти за год до поездки в Миссури
Примечательным является и тезис о крайней нежелательности военного противостояния двух систем. Причем это был не только отвлекающий маневр, призванный ввести Кремль в заблуждение относительно истинного характера замыслов британского руководства. Черчилль неоднократно озвучивал необходимость сохранения диалога. Например, во время Тегеранской конференции он отметил, что три лидера антигитлеровской коалиции «должны оставаться друзьями, чтобы обеспечить счастливую жизнь во всех странах». «Я считаю, что мы должны поддерживать дружественные отношения с Россией», – скажет он на встрече с руководством Турции в январе 1943 года. Даже в мае 1945 года, размышляя над операцией «Немыслимое» и выражая опасения насчет возможного продвижения Красной армии на Запад, Черчилль стремился не допустить развязывания новой войны
В своей переписке с Трумэном он неоднократно обращал внимание, что «первоочередной целью должно стать совещание со Сталиным»
«Сейчас жизненно важно прийти к соглашению с Россией», – отмечал он в телеграмме от 12 мая