Строительство социализма в отдельно взятой феодальной стране
Начав делить власть, фракции НДПА вскоре перессорились, и уже летом 1978 года начались расстрелы «врагов народа». Одновременно появились попытки передела земли (что, кстати, иногда не вызывало восторга даже у крестьян — «земля уже поделена Аллахом») и культурной унификации. «Забросить» отсталую страну из феодализма прямиком в коммунизм никак не получалось. К обычной нищете в Афганистане добавилась острая социальная напряженность, которую не мог погасить и развязанный НДПА террор.
Началась массовая эмиграция населения в Пакистан: именно в лагерях беженцев в этой стране вскоре началась столь же массовая подготовка будущих моджахедов. Ни о какой войне с советскими солдатами речи пока не шло, на средства США, Китая и Саудовской Аравии готовили бойцов, которые жаждали драться с правительственными войсками Афганистана.
К 1979 году в стране уже началась гражданская война. Тараки возлагал надежды на помощь СССР — рассчитывал таки построить с советской помощью социализм и выражал готовность быть верным и выгодным союзником. Предполагались совершенно фантастические планы: поднять восстание в Пакистане, чтобы «откусить» от него в пользу Афганистана территорию, выходящую к Индийскому океану, и предоставить СССР доступ к этой акватории. А пока — дать Афганистану войска, как можно больше войск. Необязательно в советской форме: например, Тараки просил танкистов-таджиков (внешне похожих на афганцев) для управления танками армии Афганистана.
В Москве мыслили не столь глобально: Кремль хотел, чтобы НДПА хотя бы смогла удержать власть. А с этим могли быть проблемы: уже в марте 1979 года в Политбюро СССР прозвучали слова министра иностранных дел Андрея Громыко: «Мы ни при каких обстоятельствах не можем потерять Афганистан». Уже тогда там начали гибнуть советские специалисты.
При этом посылать в страну войска никакого желания Москва не проявляла, секретарь ЦК КПСС Андрей Кириленко справедливо заявлял, что «нам придется воевать в значительной степени с народом». Ему вторил председатель КГБ Юрий Андропов, считавший, что «ввести свои войска — это значит бороться против народа, давить народ, стрелять в народ».
Выход советские лидеры видели в проведении более умеренного курса и строительстве чего-то вроде «социализма с человеческим лицом». По одной из версий, в ходе смены вектора планировалось разыграть что-то вроде «десталинизации» по-афгански — свалить всю вину на перегибы и репрессии на главу МИД Хафизуллу Амина, устранить его и жить счастливо дальше.
Последний акт
Глава внешней разведки КГБ СССР Владимир Александрович Крючков был в те дни одним из главных действующих лиц разворачивавшейся исторической драмы.
По существу, Крючкову требовалось спланировать и осуществить политический переворот, смену режима в соседнем государстве, которое хоть и являлось сателлитом СССР, но было абсолютно суверенным. Как объяснить миру, отчего мы явились в Афганистан, следуя неоднократным просьбам руководства этой страны, а войдя, тут же это руководство свергли? Хорошо, если всю грязную работу совершат афганские оппозиционеры. Тогда это будет их внутренним делом. А если нет? И потом, что делать с Амином? Арестовать, предать суду и за все совершенные преступления приговорить к смерти? Ликвидировать в ходе акции по смене власти? Привезти в Советский Союз и изолировать здесь? Политбюро не станет заниматься такими «мелочами», оно приняло принципиальное решение, а все остальное придется делать им, сотрудникам КГБ. И любая ошибка будет стоить очень дорого.
Валерий Юрьев:
— На войне многие гибнут из-за разгильдяйства. Такие случаи и в Афганистане были. Десантировалась на вертолёте посадочным способом группа спецназа ГРУ. На вершине снег был, а они в костюмах песчаного цвета, в блатных кроссовках, в мешках консервы. Засели разведчики в доме одном. Под вечер это было. Начали готовить себе пищу. Костёр развели, а про светомаскировку забыли. Недалеко от дома стояли танкисты, наши советские. Увидели огонь в доме, повернули пушку танка и выстрелили. 11 человек спецназа сразу же погибли.
— Вообще, за потери солдат и офицеров спрашивали серьёзно. И привлекали к ответственности.
Статья по теме
Родина героина. Как НАТО «контролирует» Афганистан
Стройбат — непонятные войска
Армейские старожилы помнят: в Советском Союзе имелась уникальная военная организация — стройбат. Это были единственные войска, куда разрешалось призывать в солдаты лиц, имеющих судимость. Ещё они, эти войска и их личный состав, были уникальны тем, что им не полагалось оружие. Многие офицеры трунили: «Вот — загадка для американского ЦРУ! Судимые солдаты без оружия. Наверняка думают, что против одного нашего строителя нужно минимум трёх «зелёных беретов» выставлять». Так что смех смехом, а и гордость присутствовала!
В Афганистане стройбат, однако, вооружили. Но его части и подразделения по союзной привычке продолжали обходиться без автоматов. И случилось страшное: прямо на окраине Кабула, в карьере, душманы перестреляли безоружных прапорщика и нескольких срочников, мирной командой приехавших за гравием для дорожных работ.
s12.stc.all.kpcdn.net
Командарм «афганской» 40-й армии Виктор Дубынин.
Именно с разбора этой трагедии началось заседание в Кабуле партийно-хозяйственного актива 40-й армии, на которое я был делегирован вместе с командиром полка. Главный обвиняемый по этому делу — полковник из военно-строительного управления — молча выслушал всё, что о нём думают, и… покинул зал. Мы переглянулись. «Он ещё и в партии никогда не состоял», — обронил вслед ему командующий. Все опять удивились. У нас в пехоте, например, на первую вышестоящую должность — командира роты, капитанскую — офицеров даже не рассматривали, если они не являлись членами или кандидатами в члены КПСС. А тут до полковника дослужился и без партбилета! «Наверное, блатной», — предположил кто-то. С ним не согласились: «Это вряд ли: был бы с лапой, не служил бы здесь». Все задумчиво покивали: действительно, стройбат есть стройбат — непонятные войска, живущие по своим законам.
Про отдых
Валерий Краснов:
— Когда с войны возвращались в часть, нас отправляли на блокпосты. Посылали в карьер домостроительного комбината. Мы дорогу перекрывали. Там отстояли свою смену, а дальше — делай что хочешь. В основном, ребята отсыпались. А когда готовились к боевым действиям, там уже начинались занятия: тактическая, физическая и прочие подготовки.
Валерий Юрьев:
— В районе боевых действий отдыхали 2–4 часа. Этого хватало. Когда выходили на броню (спускались с гор), нас там ждали с жареной картошкой и тортом. Торт — это печенье покрошенное, сгущёнка и орехи. Вкусно. Когда возвращались на базу, там был полноценный отдых. Занимались спортом. Иногда к нам артисты приезжали.
Амина готовятся устранить
Амин справедливо полагал, что так просто убрать его не решатся: ввод войск и одновременная ликвидация афганского лидера подозрительно походили бы на вторжение и означали для СССР международное осуждение и войну.
Но хитрый афганец не учел одного: в Москве абсолютно реальным был страх, что Афганистан при Амине обязательно «уплывет» из орбиты влияния СССР. А сам Амин, считали советские лидеры, работает на ЦРУ. Ни подтверждения, ни опровержения этого факта нет до сих пор, но тогда «кремлевские старцы» решились на все.
Несмотря на первоначальный отказ помочь НДПА войсками, уже весной 1979 года «на всякий случай» началось формирование первой части специально для действий в Афганистане, Мусульманского батальона ГРУ (Мусбата). Она была почти такой, как просил Тараки — состояла из узбеков и таджиков и была по сути спецназом. В начале лета 1979 года была создана группа спецназа КГБ «Зенит», также для спецопераций в горной стране.
12 декабря в Москве согласились на ввод войск в Афганистан. Для начала в южную страну отправились офицеры для подготовки операции — а заодно Мусульманский батальон, «Зенит», рота десантников и спецназовцы знаменитой «Альфы», известные как отряд «Гром». До того как в Афганистан войдут основные силы (впоследствии известные как «Ограниченный контингент»), им предстояло окончательно решить вопрос неугодного афганского лидера.
Устранить Амина было непросто. Диктатор не считал себя в безопасности, и его дворец Тадж-Бек (в который он перебрался буквально на днях) был по сути крепостью. В охране служило около 2000 человек, система обороны включала артиллерию и танки — Амин был готов к «личной войне» хоть со всем миром.
Тяжелого вооружения у группы, которой предстояло штурмовать дворец, не имелось. Артиллерия была представлена орудиями самоходных «Шилок» и, с натяжкой, ПТУРами и автоматическими гранатометами АГС-17 — все это абсолютно бесполезно против стен дворца. Роль бронетехники играли бронетранспортеры, БМП и БМД. Численно спецназовцы и десантники сильно уступали охране Амина, их было всего несколько сотен.
Незадолго до штурма дворца, днем 27 декабря 1979 года, Амина почти удалось устранить самым тривиальным способом: на обеде (именно том, где он выразил радость по поводу прибытия советских дивизий) его вместе с несколькими сторонниками отравили агенты КГБ. Все «испортили» советские врачи, состоявшие при диктаторе. В плане устранения Амина они не участвовали, их задачей было лечить. Они и вылечили, сделав отравленным людям промывание желудка и превратив усилия кэгэбэшников в ничто. Теперь нужно было штурмовать.
«Снаряд летит, в воздухе шуршит»
— С одной стороны — скала и с другой — скала, а внизу — река. Кое-как зашли — душманы гранатами сверху закидывали. Заднюю БМПшку подбили. Когда у меня патроны кончились, в голове мелькнуло: как назад-то выходить? Забросают же гранатами. А она, граната, летит — успевай пинком в воздухе отбить. И раненых столько… Закидывали их в БМПшки. Доктор, молодец, помогал. Не знаю, сколько часов мы там бились, а когда начали потихоньку отходить, вижу — бежит пацан без всего: без штанов, без трусов. В реке спасся, а там течение будь здоров — мигом ниже пояса «разденет». Затащили его в последний, можно сказать, момент.
Один раненый мне свой автомат дал — простреленный, в крови, я его передерну, как винтовку, и стреляю, а нас с двух сторон мочат…
Потери в Суруби большие были — 25 раненых, четверо убитых.
Через много лет пообщались тут, в Якутске, с военкомом тогдашним, полковником Лето, и оказалось, что это его солдат я в Суруби вытаскивал, а он тогда лейтенантом был или старлеем. Говорит мне: «Неси военный билет», — хотел на старшину представить. А мне это зачем?
В Суруби мы в тот раз с полмесяца, наверное, пробыли. За все время в Афганистане я таких передряг, как там, не припомню. Раз даже огонь на себя вызывать пришлось, когда душманы насели. Артиллерия как раз недалеко стояла, я связался со своими: так, мол, и так, помощь нужна. Координаты свои дал: «Я здесь, — говорю, — старайтесь больше по горам зацепить». Они и постарались: слышу — снаряд летит, в воздухе шуршит, за ним — другой, третий. Все и затихло до утра.
И сразу другая напасть — запах. Душманы обычно своих убитых подбирают, или же население это делает — по их обычаю похоронить надо до захода солнца. А тут бои, затишье временное, за телами не сунешься. Но когда вокруг пальба да взрывы, кто там к чему принюхиваться будет, а в тишине оно сразу в нос бьёт. И деваться некуда, терпи.
Войска абсурда
Были и межнациональные конфликты — однажды я чуть не отрубил лопатой голову азербайджанцу, чтобы проучить их диаспору — обошлось. Потом брата этого бойца нашли повешенным на башенном кране. Видно было, что каретка отогнана от стрелы, так что он, скорее всего, не сам повесился.
Один солдат на работах гаечным ключом намотку закоротил. Ходил потом лысый, потому что все волосы сгорели.
В другой соседней части трое таджиков нашли в степи ступень от ракеты. А там металл такой мягкий — смесь алюминия и еще чего-то — легко поддается обработке и блестит пуще серебра.
Так вот.
В общем, когда началась очередная проверка, дозиметры у офицеров просто зашкаливали. Никто не понимал, где утечка. И таджики молчат — боятся. В конечном счете всю часть эвакуировали, нагнали техники и за пару дней часть сравняли с землей. Как и не было ее.
С радиацией шутки плохи. Вообще, т.к. постоянные запуски предполагают истончение озонового слоя, солдатам и офицерам предписывалось передвигаться по части исключительно в головных уборах. Никто это правило, само собой, не соблюдал. В итоге многие срочники лысели к концу службы.
После кнута — пряники
В преамбуле к своей длинной разносной партийной речи командующий предупредил, что говорить он будет только о наболевшем и главном, то есть — о нашем боевом предназначении. «Если я о ваших пьянках-гулянках и о прочих аморальных вещах рассказывать буду, то нам и недели не хватит», — заметил он. Но в конце доклада всё же «сорвался». Один из случаев так называемой бытовухи был предан гласности.
Жена прониклась. А про себя дюже возмутилась таким положением дел «за речкой». И праведное негодование её вылилось в жалобу на имя министра обороны СССР. «Как же так можно?! — возмущённо писала женщина. — В таких случаях людям должны санаторий предоставлять, а вы их даже отпусков лишаете!»
Рассказав об этом, Дубынин перешёл на повышенный тон:
— Этого героя нет здесь? Жаль, — и поднял командира дивизии. — Александр Викторович, разъясните этому вашему подчинённому доходчиво и внятно: пусть сам разбирается, кто ему дороже — собственная семья на Родине или здешняя любовница. А меня в это дело не втягивать! Я полчаса заместителю министра обороны по телефону доказывал, что этого быть не может! Что отпуск у нас — дело святое! — Но добавил, — я, Александр Викторович, у вас, через две недели работать буду. Обязательно меня с этим ловеласом познакомьте. А пока передайте ему мой пламенный привет.
На этом командующий закончил свой долгий, но, пожалуй, никого не утомивший спич, сколько в нём было всего интересного, познавательного, неожиданного, трагически-комичного, смешного, что рыдать хотелось. На рассмотрение собственно хозяйственных вопросов, коим посвящался партактив, Виктору Петровичу, который здорово перебрал с отведённым ему часом, регламентного времени уже не хватило. «В следующий раз, — пообещал он, глянув на часы. — Если успеем…»
После нескольких выступлений в прениях единогласно приняли расплывчатое постановление в духе: «Заслушав и обсудив доклад коммуниста Дубынина, решили подобного впредь не допускать, указанные недостатки устранить и вообще всё улучшить, направив на это основные усилия партийного актива, всех коммунистов дивизии и каждого партийца в отдельности».
Затем взял слово член военного совета начальник политического отдела армии. Этот был краток.
— Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались, — бодро сказал генерал. — Только-только пришли высокие государственные награды, и сегодня самое время вручить их отличившимся.
То были медовые пряники после жгучего кнута.
И почти всех тех командиров, которых отчихвостили в докладе, вызывали к трибуне и вручали ордена. Командующий и чэ-вэ-эс, добродушно улыбаясь, жали награждённым руки и желали новых успехов в нелёгком ратном труде вдали от Родины…
Беспечные годы
Школьные годы для юного корочанца ограничились восемью классами. С детства он увлекался автомобилями, часто заворожённо наблюдая за отточенными действиями отца, работавшего шофёром на грузовиках. Дмитрий Архипович подогревал интерес сына к профессии, беря с собой в рейсы, разрешая под присмотром управлять машиной, привлекая его к несложному ремонту техники. Поэтому в сознании Алексея других мыслей в выборе трудового жизненного пути даже и не возникало. Сдав экзамены за неполный курс средней школы, он поступил в Харьковский автодорожный техникум на специальность «ремонт и обслуживание автомобилей». Беспечные студенческие годы пролетели быстро. И вот на перроне железнодорожного вокзала зазвучала мелодия марша «Прощание славянки», провожая в плацкартном вагоне наголо стриженных ребят, призванных отдать предусмотренный законом долг Родине.
«Лошадиное здоровье»
Армейская служба для выпускника Якутского речного училища началась в Чирчике под Ташкентом, где проходила подготовку десантная бригада специального назначения ГРУ — Главного разведывательного управления.
Отбор был жесточайший: из 200 человек в роту разведчиков отобрали 30, но и те 170, кого отсеяли, все равно попали в батальон спецназа. То есть выбирали лучших из лучших.
Готовили их для ведения подрывной работы в тылу врага: заучивание формул для расчета необходимого количества взрывчатки, иностранные языки — в том объеме, которого хватит для допроса пленных. Но главный упор — на физподготовку: десятикилометровый кросс ежедневно, постоянные тренировки в горах, в том числе и ночные, когда в кромешной тьме надо найти место со спрятанной там взрывчаткой.
На учениях выбрасывали с вертолета, и начинались гонки взводов: сначала шестикилометровый кросс во всей амуниции, затем состязание — кто первым «взорвет мост», «уничтожит ядерную ракету».
Год таких тренировок — и попадание в «список убывающих из Советского Союза».
— Улетели мы ночью, а туда прилетели под утро, — вспоминает Назин. — Ветер, темно, люди с оружием туда-сюда носятся. День настал — жара. Нас построили, сказали: тут здоровье лошадиное надо, кто не сможет — отойдите. Один отошел.
А мы оказались в спецроте — Кабульской роте специального назначения.Через горку рядом — штаб армии. Дворец Амина.
Ухо всегда надо было держать востро: душманы любили сюрпризы устраивать, особенно в праздники.
Поэтому у нас даже в Новый год отбой был в 22.00, чтобы рота в любую минуту подскочила и была готова лететь, куда надо.
Ранний период[править]
Появился но свет в деревне Кази-Хель в семье начальника тюрьмы, умершего, когда ему было 8 лет. Пуштун-гильзай, выходец из немногочисленного пуштунского племени харути.
Благодаря брату Абдулле, учителю начальной школы, Амин смог посещать как начальную, так и среднюю школу, что позволило ему поступить в Кабульский университет. Закончил высшее педучилище и Кабульский университет, получив степени бакалавра наук по физике и математике.
Затем стал преподавателем, замом директора и директором лицея «Ибн Сина» в Кабуле.
В 1957 г. получил стипендию на учёбу в колледже при Колумбийском университете в Нью-Йорке, где получил степень магистра. Там увлёкся марксизмом и в 1958 г. вступил в ПСК. В 1962 г. снова поехал в Америку для получении докторской степени, но не получил её и в 1965 г. вернулся в Афганистан.
Затем преподавал в Кабульском университете; исповедовал пуштунский национализм.
Волна патриотизма
Стоит оговориться, что в конце 80-х отношение к армии было совсем другое, нежели сейчас. Никто не «косил», потому что с такой идеологической накачкой, как в СССР, вопрос «служить или шкериться?» не имел места вообще. Логика у населения была простой: если мужчина не прошел службу, значит он больной, мутант, рахит и, что еще хуже, предатель родины.
И ладно срочка, но ведь многие рвались воевать. В то время шла к концу Афганская война (1979-1989), и молодые ребята толпами писали заявления, чтобы туда попасть и защитить страну.
Писал и я. Если бы не слова командира части, я бы точно угодил в пекло. Речь, которой он переубедил меня, потянула бы на публичный срыв погонов, как минимум. Сказал он примерно следующее:
А еще командир части поделился статистикой. Ежемесячно в Афганистан уходило 32 вагона с солдатами. Обратно возвращалось только 2 вагона с живыми.
Уже позже я узнал, что двое моих знакомых с одного двора уехали воевать прямо из Егоршино. В первый же месяц вернулись. Один без ног, второй без полголовы. Просто конвой попал в засаду.
Штурм[править | править код]
Днем 27 декабря во время обеда Х.Амин и многие его гости почувствовали себя плохо, некоторые, в том числе и Амин потеряли сознание. Это было результатом спецмероприятия КГБ. Жена Амина немедленно вызвала командира президентской гвардии, который начал звонить в Центральный военный госпиталь и в поликлинику советского посольства, чтобы вызвать помощь. Продукты и сок были немедленно направлены на экспертизу, а повара были задержаны. Во дворец прибыла группа советских врачей и афганский доктор. Советские врачи, не осведомленные о спецоперации, оказали помощь Амину. Эти события насторожили афганскую охрану.
В 19:10 группа советских диверсантов на автомашине приблизилась к люку центрального распределительного узла подземных коммуникаций связи, проехала над ним и «заглохла». Пока часовой-афганец приближался к ним, в люк была опущена мина и через 5 минут прогремел взрыв, оставивший Кабул без телефонной связи.
Штурм начался в 19:30 по местному времени. За пятнадцать минут до начала штурма бойцы одной из групп «мусульманского» батальона, проезжая через расположение третьего афганского батальона охраны, увидели, что в батальоне объявлена тревога — в центре плаца стояли командир и его заместители, а личный состав получал оружие и боеприпасы. Автомобиль с разведчиками «мусульманского» батальона остановился возле афганских офицеров, и они были захвачены, но афганские солдаты открыли огонь вслед удаляющейся машине. Разведчики «мусульманского» батальона залегли и открыли огонь по атакующим солдатам охраны. Афганцы потеряли убитыми более двухсот человек. Снайперы тем временем сняли часовых у вкопанных у дворца в землю танков.
Затем две самоходные зенитные установки ЗСУ-23-4 «Шилка» «мусульманского» батальона открыли огонь по дворцу, а ещё две — по расположению афганского танкового батальона охраны для того, чтобы не допустить его личный состав к танкам. Расчеты АГС-17 «мусульманского» батальона открыли огонь по расположению второго батальона охраны, не позволяя личному составу покинуть казармы.
На 4 БТР спецназовцы КГБ двинулись ко дворцу. Одна машина была подбита охраной Х. Амина. Подразделения «мусульманского» батальона обеспечивали внешнее кольцо прикрытия. Ворвавшись во дворец, штурмующие «зачищали» этаж за этажом, используя в помещениях гранаты и ведя огонь из автоматов.
Когда Амин узнал о нападении на дворец, он приказал своему адъютанту сообщить об этом советским военным советникам, сказав: «Советские помогут». Когда адъютант доложил, что нападают именно советские, Амин в ярости швырнул в него пепельницу и крикнул «Врёшь, не может быть!»
Хотя значительная часть солдат бригады охраны сдалась (всего было пленено около 1700 человек), часть подразделений бригады продолжала оказывать сопротивление. В частности, с остатками третьего батальона бригады «мусульманский» батальон сражался ещё сутки, после чего афганцы ушли в горы.
Одновременно со штурмом дворца Тадж-Бек группами спецназа КГБ при поддержке десантников 345 парашютно-десантного полка, а также 317-го и 350-го полков 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии были захвачены генеральный штаб афганской армии, узел связи, здания ХАД и МВД, радио и телевидение. Афганские части, дислоцированные в Кабуле были блокированы (в некоторых местах пришлось подавлять вооруженное сопротивление).
В ночь с 27 на 28 декабря в Кабул из Баграма под охраной сотрудников КГБ и десантников прибыл новый афганский лидер Б. Кармаль. Радио Кабула передало обращение нового правителя к афганскому народу, в котором был провозглашен «второй этап революции». Советская газета «Правда» 30 декабря написала, что «в результате поднявшейся волны народного гнева Амин вместе со своими приспешниками предстал перед справедливым народным судом и был казнён».
Лента новостей
http-equiv=»Content-Type» content=»text/html;charset=UTF-8″>class=»infinite-scroll-component__outerdiv»>
Все новости
Как из мальчика стать мужчиной. Салехардец вспоминает о службе в Афганистане
В Афганистане у советских военных водителей была традиция. Они, подобно асам Великой Отечественной, наносили звезды на борта своих машин. Если колонна попадала под обстрел духов – рисовали очередную красную звезду, если же рейд обходился без происшествий – белую. К концу службы «Урал» Тагира Атаева украшало 46 пятиконечных звезд, 20 из них были красными.
Фото из личного архива Тагира Атаева
На Север наш герой приехал пятнадцать лет назад – перебрался в Салехард из Дагестана. Там начался его путь на войну. Из родного горного села в Кизилюртовском районе Тагира Атаева отправили в учебную часть под Пензой. По прибытии парня определили в автобат.
С детства Тагир любил легкую атлетику. Еще школьником он регулярно побеждал на районных соревнованиях по бегу, не могли догнать его и сослуживцы на армейских турнирах.
– Я очень шустрый был. В армию меня призвали при росте 144 сантиметра и весе 48 килограммов. За два года службы я подрос «всего» до 172 сантиметров и потяжелел на 25 килограммов. Уходил мальчишкой, а вернулся домой мужчиной. Меня даже мама не узнала, когда я выходил из автобуса. Она прошла мимо меня. Пришлось догонять ее, – смеется салехардец.
В Афганистан прибыли на машинах
За полгода в учебке Тагир Дадаевич получил военную специальность телефониста-радиста. Тогда же стало известно, что его автобатальон готовят к переброске в Демократическую Республику Афганистан (ДРА). Еще три месяца он провел на полевых сборах на Украине. После весь полк выстроили на плацу, и командир части приказал: «Добровольцы в Афганистан, шаг вперед!» Шагнули все.
Железнодорожный эшелон за три дня довез личный состав и технику до Термеза в Узбекистане. Далее «молодые» переправились через реку Амударью. Мост, по которому они покидали Родину, позже назовут мостом Дружбы. Именно там 15 февраля 1989 года завершится вывод советских войск из ДРА.
Фото: gazeta.ru
– Доехали до Кабула, сменили там автоколонну. Наши машины по всему Афганистану возили продовольствие и боеприпасы. Я руководил радиостанцией, установленной в кунге одного из «Уралов». Обеспечивал связь колонны с базой, – вспоминает собеседник.
В неделю по два раза уходили в рейсы. Часто бывали нападения, за год колонна нашего собеседника потеряла четыре грузовика. В одном из выездов машина связи задними колесами наехала на противопехотную мину. Была бы противотанковая, от «Урала» остался бы один обгоревший остов, а так взрывом сорвало лишь задний мост. Никто не пострадал, оборудование тоже уцелело.
Страшно, когда дети стреляют из автомата
Как относились местные к советским солдатам? По словам Тагира Атаева, и камнями забрасывали машины, и обстреливали. Самое ужасное, когда дети стреляли по ним из автоматов. Открывать ответный огонь можно было только по приказу начальника группы…
У салехардца есть боевая награда – медаль «За отвагу». Ее он получил за спасение командира колонны.
– Попали под обстрел. На командирскую машину наседали духи. Мой «Урал» стоял по соседству. Я сразу за пулемет, прикрыл командира огоньком, – кратко описал ход того боя северянин.
Фото из личного архива Тагира Атаева
К власти приходит Амин
Амин, как и леворадикалы за несколько лет до того, в жертву себя приносить не хотел. В сентябре 1979 года на министра иностранных дел было совершено очень странное покушение, которое многие считают организованным самим Амином. Погиб начальник охраны лидера НДПА, сам Хафизулла Амин не пострадал, а для Нурмухаммеда Тараки инцидент стал политической смертью: его обвинили во всех грехах, лишили постов, посадили в тюрьму и в итоге задушили подушкой. Председателем Революционного совета стал Хафизулла Амин.
Гибель Тараки стала для его противника не столько победой, сколько поражением. Несмотря на репрессии, волюнтаризм и неумелое управление, Нур Мухаммед Тараки добился искреннего расположения у кремлевских вождей. Брежнев называл его другом, Громыко говорил о «потрясающем впечатлении», которое произвело убийство свергнутого лидера на руководство СССР.
Тем более, что по части репрессий Амин ни в чем не уступил предшественнику. После прихода к власти он принялся еще более резво казнить тех, в ком можно было заподозрить врагов. А еще наряду с Тараки обвинил в организации покушения на себя советские спецслужбы.
Отныне Кремль считал нового афганского лидера не другом, а врагом. Появились сведения о том, что советские работники в Афганистане лишаются возможностей контактировать с местными жителями — в свое время по похожему сценарию начиналась «потеря» СССР Египта, который из преданного союзника внезапно превратился в проамериканскую страну.
Итак, Амина было нужно убирать, чтобы исправить ситуацию. Однако сил, которые могли бы добиться свержения Амина, внутри Афганистана у СССР уже не было — собственно, в это самое время такие силы активно и успешно уничтожал новый лидер НДПА. Так что захватить или убить его могли только советские солдаты или агенты.
Впрочем, рассматривались варианты и мягкого давления. Например, перестать помогать Афганистану материально, одновременно всячески клеймя Амина в СМИ, что довольно смешно: СССР в этом случае просто потерял бы лицо, а Афганистан окончательно перешел бы в орбиту влияния США или Китая. Потому решили вводить войска.
Тем более, что Хафизулла Амин был вовсе не против присутствия советских военных в стране: опасность, исходящая от растущего движения моджахедов, никуда не делась, непрочность положения НДПА в стране — тоже. А то, что председатель Революционного совета не нравится Москве… Что ж, такое тоже бывает, можно и стерпеть.
«Танк не пробьет»
— В рейды по провинциям вылетали в среднем дня на три-четыре. Но могли и на полмесяца.
По возвращении в роту отдыхали с недельку, болячки залечивали, а то придёшь с рейда — у многих ноги стерты. Пока не заживут, в тапочках ходили. Офицеры нас за это не гоняли. И вообще не гоняли — ни на тренировки, никуда, но мы сами понимали: скоро опять в рейд, дыхалку тренировать надо. Просыпаемся и в гору бежим — без командира, сами по себе.
Оружие тоже чистим по расписанию. Чистим, проверяем — если в магазине пружина слабая, в бою половина патронов вылетит, половина нет, так что все добросовестно делать надо.
Тем более что мы против них всегда в меньшинстве — я про численность группы уже сказал, человек шесть-семь, а у душманов банды большие.
Впереди их разведчики — когда на мотоциклах, когда на своих двоих. И на хитрости всякие пускаются — к примеру, крестьян с осликами пустят впереди, как будто они их пасут, и они по горочкам идут, смотрят, есть засада или нет.
Сигнальная система там веками отработана: чуть что — костры сразу разжигают, их с гор далеко видать.
Каждый кишлак — маленькая крепость, дувалы (стены) такой толщины, что и танк не всегда пробьет. Но брали мы их. Как-то сам выезжал на БМП с царандоем — это афганская армия — в одну такую крепость неподалеку от Кабула. БМПшки две было или три, царандой цепью развернулся, а как из крепости пулемет застрекотал, так они все назад побежали, но когда мы на БМПшках этот поселок взяли, сразу расхрабрились. Удачно в тот раз все прошло — убитых с нашей стороны не было.
В госпиталь я попадал один раз. Контузия.
Технику надо было менять. Поехали. А назад новую погнали — и взлетели. Когда оклемался в госпитале, вижу — Буйвол наш (это не прозвище — фамилия, у нас там и не такое встречалось, национальности-то со всего Союза). Подошёл я к нему — не узнает. У меня память восстановилась уже, а у него нет.
Когда я из госпиталя в роту вернулся, машину ту увидел — вмятина впереди.
Решение устранить Амина[править | править код]
Развитие ситуации в Афганистане в 1979 г. — вооруженные выступления исламской оппозиции, мятежи в армии, внутрипартийная борьба и особенно события сентября 1979 года, когда лидер НДПА Н.Тараки был арестован и затем убит по приказу отстранившего его от власти Х.Амина — вызвали серьёзное беспокойство у советского руководства. Оно настороженно следило за деятельностью Амина во главе Афганистана, зная его амбиции и жестокость в борьбе за достижения личных целей. При Амине в стране развернулся террор не только против исламистов, но и против членов НДПА, бывших сторонниками Тараки. Репрессии коснулись и армии, главной опоры НДПА, что привело к падению её и без того низкого морального боевого духа, вызвало массовое дезертирство и мятежи. Советское руководство боялось, что дальнейшее обострение ситуации в Афганистане приведет к падению режима НДПА и приходу к власти враждебных СССР сил. Более того, по линии КГБ поступала информация о связи Амина в 1960-е годы с ЦРУ и о тайных контактах его эмиссаров с американскими официальными представителями после убийства Тараки.
В результате было решено готовить устранение Амина и замену его более лояльным СССР лидером. В качестве такового рассматривался Б.Кармаль, чью кандидатуру поддерживал председатель КГБ Ю.Андропов.
При разработке операции по свержению Амина было решено использовать просьбы самого Амина о советской военной помощи (всего с сентября по декабрь 1979 г. было 7 таких обращений). В начале декабря 1979 г. в Баграм был направлен так называемый «мусульманский батальон» (отряд специального назначения ГРУ, специально сформированный летом 1979 г. из советских военнослужащих среднеазиатского происхождения для охраны Тараки и выполнения особых задач в Афганистане).
Решение об устранении Амина и о вводе советских войск в Афганистан было принято на заседании Политбюро ЦК КПСС 12 декабря 1979 г.
14 декабря в Баграм был направлен батальон 345-го гвардейского отдельного парашютно-десантного полка, для усиления батальона 111-го гвардейского парашютно-десантного полка 105-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, который с 7 июля 1979 г. охранял в Баграме советские военно-транспортные самолеты и вертолеты. Одновременно Б.Кармаль и несколько его сторонников были тайно привезены в Афганистан 14 декабря и находились в Баграме среди советских военнослужащих. 16 декабря была произведена попытка убийства Амина, но он остался жив и Б.Кармаля срочно вернули в СССР.
20 декабря из Баграма в Кабул был переброшен «мусульманский батальон», который вошел в бригаду охраны дворца Амина, что существенно облегчило подготовку к запланированному штурму этого дворца. Для этой операции в середине декабря в Афганистан прибыли также 2 спецгруппы КГБ.
К переброске в Афганистан, кроме сухопутных войск, также была подготовлена 103-я гвардейская воздушно-десантная дивизия из Белоруссии, которая уже 14 декабря была переброшена на аэродромы в Туркестанском военном округе.
25 декабря начался ввод советских войск в Афганистан. В Кабуле части 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии к полудню 27 декабря, закончили десантирование посадочным способом и взяли под свой контроль аэропорт, блокировав афганскую авиацию и батареи ПВО. Другие подразделения этой дивизии сосредоточились в назначенных районах Кабула, где получили задачи по блокированию основных правительственных учреждений, афганских воинских частей и штабов, других важных объектов в городе и его окрестностях. Над Баграмским аэродромом после стычки с афганскими военнослужащими установили контроль 357-й гвардейский парашютно-десантный полк 103-й дивизии и 345-й гвардейский парашютно-десантный полк. Они также обеспечивали охрану Б. Кармаля, которого с группой ближайших сторонников вновь доставили в Афганистан 23 декабря.
Начальник управления «С» (нелегальная разведка) ПГУ КГБ Ю.Дроздов, находившийся тогда в Кабуле, позднее вспоминал, что 27 декабря примерно в 15:00 по местному времени в разговоре по телефону Андропов сказал ему: «Не хотелось бы, но придется», добавив «Это не я тебя посылаю», после чего перечислил всех членов Политбюро, бывших в комнате рядом с ним.