Н — Нищий
Еще один важный эксперимент, который предпринял над собой Александр Иванович в рамках не литературы, но жизнетворчества, — нищенство. В анкете, которую Тиняков заполнил в 1928 году, в графе «Служба и др. биографические данные» им указывается: «Не служил и не служу. С 1926 г., ввиду отсутствия литературной работы, занимаюсь нищенством».
В повести «Перед заходом солнца» Михаил Зощенко описывает встречу с попрошайничающим Тиняковым:
Сегодня сказали бы — перфоманс, акция, но тогда Зощенко назвал увиденное самым ужасным из всего, что видел в жизни. Впрочем, перформативности это не отменяет: разве искусство не может быть страшным?
Нищенство Тинякова можно трактовать как анархо-юродство, выпад не только против тогдашней советской системы, но и против миропорядка вообще. Разумеется, есть в этом что-то от детского «ну и пожалуйста, ну и не нужно» из мемного видео с котенком, который раскидывает кубики:
Но размах и драматизм «моноспектакля» получился совсем не детский. Для горожан, особенно для литераторов, которые Тинякова знали, это был хоррор-предупреждение о том, что выйдет, если не сумеешь встроиться в систему.
Нищим в поэзии Тиняков попробовал стать гораздо раньше — в 1913 году он пишет «Слепого» от лица незрячего попрошайки. Несмотря ни на что нищий умеет выцыганивать у своей незавидной судьбы своеобразные радости жизни:
У — Упырь-осьминог
В 1991 году в эфире программы «Пятое колесо» арт-микологи Сергей Шолохов и Сергей Курехин предложили теорию, согласно которой организм Владимира Ильича Ленина относится к грибам.
Уместно увидеть в этом полемику с Тиняковым, который в 1927 тоже допустил, что Ленин — не человек, но и не гриб, а представитель головоногих-моллюсков.
Правда, доказательная база у Тинякова скромнее, но она ему и не требуется. Александр Иванович явно не биолог-наблюдатель, а биоинженер, создатель гибрида, которому, задумавшись рядом с Инженерным замком о судьбе отечества, по-франкенштейновски привил не только щупальца, но и несколько революционных голов:
«Размышления у Инженерного замка» — одно из последних известных стихотворений Тинякова. В 1920-е, будучи совершенным отщепенцем, он позволял себе писать о ком угодно и что угодно, почти ни в чем себя не ограничивая. Как в этом тексте 1926 года:
З — Земля
В 1904 году Тиняков использует свое перо в качестве ядерной кнопки и убивает Землю, удалив с нее все живое, дабы насладиться полным одиночеством. Тем самым он предвосхищает сюжеты «атомной» постапокалиптики XX века, а заодно фантастику о безумных ученых, которые уничтожают мир не корысти ради, а потому что хочется.
Читая «Желание пустоты», так и представляешь Тинякова в лабораторном халате: скрестил руки и любуется радиоактивной зарей и видом разрушенных городов. «Стихи надо писать так, что если бросить стихотворением в окно, то стекло разобьется», — этот знаменитый афоризма Хармса был записан после чтения поэзии Александра Ивановича. Ну а тут не камень даже, а целая водородная бомба:
Щ — Щелкающие зубы
В начале 1920-х Тиняков пробует принять «красную таблетку» и пишет несколько «правильных» стихов, прославляющих революцию, власть советов и пролетариат. Читать их сегодня, зная, кто автор, любопытно, тем более что в них встречаются оригинальные образы, иногда забавно диссонирующие с автором, а иногда удачно дополняемые его неоднозначной фигурой.
В тексте с заголовком-посвящением «Современному грабителю» Александр Иванович распекает неназванного охотника до чужого имущества:
Интересно, как все идет в одну кассу — и грабеж, и пьянство, и даже веселье. Судить за веселость — вот уж воистину мир победившего Тинякова. Не говоря уже о том, что порицание пития от автора строк «Кто назвал разгул пороком? // Думать надо, что — дурак! // Пойти, девки, песни хором, // Пейте, ангелы, коньяк!» звучит не вполне убедительно.
Вольфкович Семён Исаакович, Воровский Вацлав Вацлавович
В незавершённой работе «Из истории новейшего русского романа», отдельные главы которой были опубликованы в 1908—11, В. Горьком, 1908—11 , выявил общественные и эстетические причины упадка художественности в творчестве Л. Андреева и в декадентской литературе цикл статей об Андрееве и др. Диалектика «реальной правды» и «идеальной правды», эстетическая роль «борьбы новых социальных начал» в литературе составляют предмет внимания В. Куприн, И. Бунин, С. Юшкевич и иностранных М. Метерлинк и др. После Февральской революции 1917 В. С ноября 1917 посол Советского государства в скандинавских странах Швеция, Дания, Норвегия. С 1921 полпред в Италии, добился подписания 24 мая 1922 итало-советского торгового соглашения, проделал большую работу для заключения Рапалльского договора с Германией в 1922.
Орловский и др. Впоследствии фельетоны Воровского были собраны отдельным сборником в серии «Литературное наследие» 1960. Бюро, в частности, было основным каналом финансирования партии немецкими деньгами через Парвуса, при чем переписка бюро с Парвусом осуществлялась через Берлин шифрами германского МИДа подробно см. После прихода большевиков к власти — полпред в Скандинавии; в 1919 году в связи с объявленной Антантой блокадой Советской России возвратился в Россию. После отъезда Воровского из Швеции на счетах советского представительства в местных банках находилось около 10 млн крон, а на личном счете Воровского — почти 1,8 млн крон. Кроме того, он открыл другие счета в европейских банках под вымышленными именами.
Все это предназначалось для поддержки международного рабочего движения.. В 1919 году Воровский вернулся в Россию, являлся одним из инициаторов гонений на Русскую православную церковь. Занимал пост заведующего Государственным издательством. С 1921 года — полпред и торгпред в Италии. В 1922 году принимал участие в Генуэзской конференции. В 1923 году назначен в состав советской делегации на Лозаннской конференции и выехал в Лозанну Швейцария.
Адвокат убийц Теодор Обер, впоследствии создавший ультраправую террористическую организацию «Международную лигу против III Интернационала» фр. Похоронен на Красной площади в Москве в братской могиле. В 1961 году учреждена премия им. Воровского за лучшую работу года в области международной журналистики.
Им написаны серии статей, очерков, фельетонов на актуальные публично-политические и литературные темы. Лучшие литературно-критические статьи входят в боевой арсенал марксистской критики и эстетики. Один из самых образованных материалистов собственного времени, человек, вольно обладавший многими языками, Воровский был влюблен в мастерство, владел узким художественным вкусом, точно отделял настоящее творчество от ремесленного сочинительства, которое постоянно отличал и высмеивал. И в борьбе с реакционными тенденциями, и в отношении к культурному наследию, и при рассмотрении нового, социалистического мастерства Воровский последовательно утверждал принцип партийности, выяснивший основную закономерность развития художественной культуры XX в.
Воровский разоблачал продажность буржуазной литературы, зависимость ее от финансового мешка, показывал, как губительно сказываются на мастерстве похабные вкусы буржуазной публики.
Дата рождения: 15 27 октября 1871 года Место рождения: город Москва Дата смерти: 10 мая 1923 года Место смерти: город Лозанна, Швейцария Сотрудник большевистских газет «Искра», «Вперёд», «Пролетарий», «Правда». Один из первых литературных критиков-марксистов в России. Участник Генуэзской 1922 и Лозаннской 1922-23 международных конференций.
Ф — Фаллофоры
Современники отмечали в Тинякове не только пороки, но и разнородную, довольно сумбурную, зато обильную ученость. Так это выглядело в рассказе «Александр Иванович» Георгия Иванова:
Словно натуралист, путешествуя по различным мирам, Александр Иванович «привозил» оттуда самых разных персонажей и существ и описывал их в поэтической форме. Не заботясь о сносках, он ставил (и ставит) среднего читателя в положение невежды. Вот стихотворение «Фаллофоры» — выяснить, кто это такие, в эпоху интернета несложно, да и само устройство слова намекает, что где-то здесь притаился фаллос. Но подробности — когда старцы с оливковыми ветвями (так пишет о фаллофорах словарь Брокгауза и Ефрона) превратились в необузданных вакханок, и не случилось ли это непосредственно в фантазии Тинякова, — требуют отдельного осмысления.
В любом случае зрелище примечательное, а особенно хорошо, что размер позволяет исполнять «Фаллофоров» на мотив революционной «По долинам и по взгорьям». Так возникает еще один, расширяющий изначальное содержание слой:
Я — Я
Есть ощущение, что Тиняков, дай ему прожить заново, хотя бы из одного упрямства ничего бы не исправил, действуя в согласии со строкой из песни «25 к 10» Бориса Гребенщикова: «…никаких оснований гордиться своей судьбой, но, если б я мог выбирать себя, я снова бы стал собой». В схожем духе написано его стихотворение «Любовь к себе»:
Но что такое Тиняков? И поэт, и крестьянин, и нищий, и антисемит, и философ, и панк, и рокер, и паук, и плевок, и анархист, и либерал, и индус, и душнила. Да, Александр Иванович задолго до мемов и картинок с открывающимися окнами мог прочесть в рецензии на свою книгу: «А теперь, читатель, откроем скорее форточку… Душно» — Эразм Печерский для газеты «Раннее утро» (1913).
Но, конечно, не поэт Гумилев — ведь это его несут в гробу в шлягере «Радость жизни», в то время как лирической герой Тинякова рад, что жив и здоров. Тиняков потом оправдывался, что не знал, что Гумилева расстреляют через месяц. Но дело-то не в том, что угадал, а в том, что взгляды на юмор и стеб для начала XX века у Александра Ивановича были слишком уж экстремальными — это сегодня в соцсетях еще и не так шутят. Ему бы снабжать свои сборники словами Марти Макфлая, сказанными в первой части «Назад в будущее» после серии рок-н-ролльных безумств: «Наверно, вы к такому еще не готовы, но вашим детям это понравится».
Но если без шуток, то Тиняков — это и Гумилев тоже. И это не нонсенс, это биология. В «Едином», снабдив текст цитатами о родственности всего сущего из Плотина, Григория Сковороды, Тютчева и «Бхагавадгиты», Александр Иванович примыкает к высокой научной истине, что все и вся — части одного целого. И хотя каждый из нас — Я, которое с большой буквы, но и каждое Я — тоже все.
Так что, нравится вам это или нет, но и вы — тоже Тиняков, а Тиняков — это вы. Все мы немного (а кто-то, должно быть, и много) Тиняковы. И евреи — антисемиты, и либералы — черносотенцы, и поэты — пауки.
К — Кость
Лозунг-название картины Ярошенко «Всюду жизнь» применим и ко многим текстам Тинякова, но, разумеется, если понимать его не в изначальном (социальном), а в биологическом ключе. В «Кости» многие современники увидели эпатаж — пусть так, но Тиняков, безусловно, прав, когда наблюдает живое не только там, где принято, но вообще во всем, что его окружает, и особенно в неприятном.
Опыт — посмотреть на мир глазами кости, которую грызут собаки. Вывод — кто сказал, что кусок материи, утратив изначальную форму, делается предметом? Нет, кость жива, просто законы жизни теперь для нее не те, что раньше. Но способность кости влиять на мир не хуже, чем у пресловутой бабочки из рассказа Рэя Брэдбери:
Е — Евреи
«И что это Вы все антисемитсвуете?» — с насмешливым недоумением интересовался в письме к Тинякову от 15 января 1914 года писатель Иван Рукавишников. «Дорогой Еврео Мережкович», — по-товарищески подтрунивал над Тиняковым в письме от 27 мая 1915 года поэт Борис Садовской.
На попытки друзей намекнуть ему на незрелость его взглядов, Александр Иванович реагировал агрессивно, но вряд ли потому, что действительно был таким уж правильным антисемитом. Не секрет, что Тиняков в принципе не стремился заводить твердых убеждений, умудряясь писать как для либеральных, так и для крайне правых, черносотенных газет, а во всей его лирике пресловутое слово «жид» встречается лишь однажды — маловато для юдофоба. И даже там, где оно есть, не юдофобский, а интернациональный контекст (начало стихотворения «Проститутка»):
Отнести эти строки можно и к самому Тинякову, что он понимал. В стихотворении «Я гуляю!» поэт сам сравнивает себя с женщиной легкого поведения: «…торгует всяк собой: проститутка статным телом, я — талантом и душой!». Так что, похоже, антисемитизм Тинякова вырос из его, возможно, не до конца отрефлексированной потребности всегда и во всем быть окружающим поперек горла. Не случайно один из самых известных его псевдонимов — Одинокий.
Ц — Цветы
В качестве ботаника Тиняков вырастил целый небольшой садик — раздел «Цветочки с пустыря» из первой книги Navis nigra, который он посвятил тени Ф. П. Карамазова. На пустыре произрастают и «Кость», и «Плевочек», и «Старый сюртук», который жив благодаря тому, что в нем живут пауки, а он видит в их спинах отраженье вселенной.
«Цветочки» Тинякова должно быть неслучайно отсылают к «Цветочкам Франциска Ассизского» — Александр Иванович примеряет на себя роль проповедника, который в грубоватой манере — «люблю я вас, огрызки!» — призывает обращать внимание на маленьких существ, сорные травы и даже сломанные одинокие вещи:
Через два с небольшим десятилетия Тинякову будет вторить Николай Олейников — правда он в своей симпатии к маленькому и «незначимому» концентрировался скорее на насекомых:
Ш — Шудра
«Шудра темный, в низшей касте я рожден, чтоб быть рабом», — так ритмично, словно считалочку, Тиняков начинает рассказ о любви индуса к браманке златокудрой, чувства к которой испытывать ему не положено по законам индийской социальной иерархии. «Ну и пожалуйста, ну и не нужно» — решает шудра и задумывает показательно умереть: «одинокий, но блаженный».
Эпиграф к «Шудре» — цитата из Зинаиды Гиппиус. В их отношениях с Александром Ивановичем по всей видимости, присутствовало нечто от сюжета индийской кастовой мелодрамы, по крайней мере, симпатия с неприятием одновременно.
Литературовед Ксения Муратова, племянница Тинякова, вспоминала:
Т — Труп
«Тиняков — это выходец из другого мира. Живой мертвец», — с осуждением писал в 1913 году по поводу его сочинений критик Печерский. Но ведь именно «иномирное» происхождение дало Тинякову оптику, которой не было ни у кого, и вещать он мог из тех далей, которые другим не снились.
Отношение Александра Ивановича к смерти — всегда физиологично, даже тогда, когда мистично. Монолог «Мысли мертвеца» — будто стихотворное дополнение к рассказу Достоевского «Бобок», с той разницей, что герою Тинякова не нужны собеседники, а автору — посредник-повествователь, который может подслушать беседы лежащих в могиле трупов.
Ч — Черви
Мы знаем два стихотворения Тинякова с названием «Весна» (а еще была книга с очень тиняковским заголовком «Весна в подполье»). Одно, про исступленных быков, написано, как водится, весной — в марте 1914 года. Зато второе почему-то в декабре, в 1908 году.
Быть может, Александр Иванович соскучился по теплым денечкам, но, что не удивительно, тоска по теплу и свету призвала на ум образы червей и падали. Не без некрофилии, но с биологической точностью Тиняков опять видит торжество жизни там, где оно действительно происходит — и где никто, кроме поэта-анатома и не подумает его искать, а уж тем более воспевать:
В увлечении червяками — желание Тинякова любой ценой проникнуть в непостижимые процессы. Точнее он формулирует это в тексте «Вера в жизнь»:
Х — Харакири
Нарочно или нет, но большую часть стихов о дальних странах, древних божествах, обычаях и т.д. Тиняков адаптирует на околофольклорный манер родных степей. Скрещивая экзотические миры со слогом а-ля рюсс, селекционер Александр Иванович выводит причудливые коллажи, вроде тех же «Фаллофоров», которые на ходу превращаются в красноармейцев.
А в тексте «Харакири» самурай, который решил совершить самоубийственный ритуал «нынче» и как в романсе сетует на то, что «ничего мне более не надо в опустелом человечьем мире», — явный наш соотечественник, возможно, участник гражданской войны (стихотворение написано в 1921-м). А финальное «И не раз „банзай!“ воскликнет хором молодежь над тихою могилой» — это ведь почти что гайдаровское «Пройдут пионеры — салют Мальчишу!»
Другие статьи из рубрики «Lingua Sacra»
30 марта 2013
Непрестанно молитесь
Согласно апостолу Павлу, каждый христианин призван стать εύχάριστος (Кол. 3, 15) — человеком, совершающим благодарение. Тем самым вся христианская жизнь по сути — это Литургия, приношение Богу всего себя. Именно поэтому апостол говорит, что верующий может и должен «непрестанно молиться» …
19 июня 2015
Неземные союзники
Христианство и светская наука смотрят на небесные тела одинаково: звезды — это очень красивые, но совершенно бездушные тела, не обладающие ни разумом, ни чувствами, ни свободной волей. Кажется, признать за ними все это — значит предать не только научный взгляд на вещи, но и единого Бога. Однако так ли это очевидно для библейских авторов, как и для …
27 апреля 2015
В поисках смысла
Доказательства бытия Божия первыми стали искать древние греки. Их открытия лежат в основе всех классических аргументов в пользу существования Создателя, считает профессор, доктор философских наук Роман Светлов
11 августа 2015
От Сионской горницы до святой Софии
Что такое храм? Великолепная постройка, где верующие поклоняются далекому неведомому Богу, или дом любящего Отца, где собираются Его дети? На протяжении многих веков истории христианства храмы могли восприниматься как в первом, так и во втором смысле. О том, каким был храм первых веков нашей эры и как …
13 декабря 2016
Непрямые потомки
Хотя Николай Карамзин был отцом десятерых детей, в настоящее время у него уже нет прямых потомков. Это, однако, не значит, что род Карамзиных прекратил существование.
Глава 3. Воровский
Участник Генуэзской 1922 и Лозаннской 1922-23 международных конференций. Убит белогвардейцем в Лозанне. В Гомеле его именем названа улица.
Обсудить Редактировать статью Вацлав Воровский был известным большевиком-революционером.
После установления советской власти он стал видным дипломатом. Воровского убили в Швейцарии во время его поездки на очередную международную конференцию. Он был выходцем из обрусевшей семьи поляков-дворян.
Мальчик рано остался без отца. Как и многие поляки, он получил начальное образование в школе при церкви. Уже в подростковом возрасте у него проявились задатки революционера.
Ученик писал стихи, в которых критиковал царское правительство, и участвовал в нелегальных сходках ровесников. В 1890 году Воровский Вацлав Вацлавович поступил в МГУ, однако уже через год решил продолжить образование в Императорском московском техническом училище. Студент принимал участие в деятельности польских национальных кружков.
Ссылки и эмиграция Именно национальный вопрос подтолкнул молодого человека связать свою жизнь с революционерами. Его учеба в училище оборвалась ровно посередине, когда в 1894 году радикального студента выслали в Вологду из-за приближавшейся коронации Николая II и связанных с нею в Москве торжеств. Образование Воровский все-таки получил.
В 1897 году он окончил училище, а уже через два года его арестовали и отправили в ссылку в Вятскую губернию. Отбыв положенный срок, Воровский Вацлав Вацлавович решил эмигрировать. Для революционера это решение было самым логичным.
Все лидеры крайних левых партий в то время жили в Западной Европе, ожидая социального взрыва у себя на родине. Воровский обосновался в Женеве.
Отбыв ссылку, Ленин перешел русскую границу и основал вместе со старой социал-демократаческой группой — ПлехановЖурналист, писатель, историк , АксельродСоциал-демократ, революционер , Засулич — газету «Искра». Идеологическое и организационное влияние «Искры» на русскую социал-демократию, в то время состоявшую преимущественно из учашейся молодежи и незначительного числа передовых рабочих, было неслыханным. Издание газеты дало возможностъ собрать разрозненные силы, очистить «идейный мир» от антимарксистской мешанины и в то же время заложить фундамент партийной организации. Началась долгие внутренние бои между двумя группировками русской социал-демократии, в которых Ленин всегда оставался принципиальным марксистом.
В 1905 г. После столыпинского дела 3 июня 1907 г.
Ленин просил Воровского держать с ним постоянную связь, сообщать о важнейших событиях за рубежом, передавать в иностранные газеты материалы о русской революции.
Заграничное бюро ЦК большевистской партии в Стокгольме после Октября стало неофициально выполнять функции дипломатического представительства Советского правительства за рубежом. ВЦИК принял постановление о назначении В. Воровского своим полномочным представителем в Скандинавии.
Это было началом советской дипломатической службы за границей. Вацлав Воровский еще студентом Московского университета вступил в марксистский кружок, затем работал пропагандистом в подполье, среди рабочих. В 1894 г.
Воровский вошел в созданный по предложению В. Ленина московский «Рабочий союз». По поручению союза он выезжал за границу, чтобы установить связь с плехановской группой «Освобождение труда».
Э — Электричество
Во многом опередив свое время, русский протопанк и рокер Тиняков почему-то невзлюбил прогресс. Если в стихах у него зажигают электрический свет, то всегда «холодный», а то, что происходит рядом — неприемлемо даже по растяжимым авторским меркам: слабых убивают, униженных оскорбляют. Своего любимого Брюсова Александр Иванович превознес как победителя электроэнергии и машин, которые Тиняков уравнял с распутным образом жизни:
Возможно, в этом было что-то бессознательное: в безымянном стихотворении 1914 года Тиняков сам называл свой страх темным. Но все-таки не мог устоять перед тем, чтобы, сравнивая дохлого смердящего пса со «стальной мухой» — аэропланом, — сделать выбор в пользу первого:
ОБРАТИТЬ ЧЕЛОВЕКА В ЧЕЛОВЕКА
— Что стало переломным моментом в восприятии поэтами революции после прихода к власти большевиков?
— Важно отметить, что поэты, о которых мы вели речь, приняв революцию, пострадали или погибли именно из-за разрушающей силы советской власти. И при ней написаны уже совсем другие стихи. Это Мандельштам с его страшным стихотворением «Ленинград»: «Я вернулся в мой город, знакомый до слез» — город, который не узнать после того, как его поглотил большевистский пожар, где от дорогих людей остались только голоса воспоминаний.. Петербург! У меня ещё есть адреса,
Петербург! У меня ещё есть адреса,
По которым найду мертвецов голоса.
Я на лестнице чёрной живу, и в висок
Ударяет мне вырванный с мясом
звонок,
И всю ночь напролёт жду гостей
дорогих,
Шевеля кандалами цепочек
дверных.
Я считаю, что очарование революцией для большинства поэтов закончилось со смертью Блока. После того как он умер, творцы почувствовали, что власть не смогла сберечь поэта, которого считала своим. К 1929 году русская поэзия была опустошена поэтами пролетарскими, которые воспевали совсем другое. Власть взяла искусство в свои руки, и поэзия стала достоянием политической машины… Но те, кто остались верными себе — поэты Серебряного века, — свое дело сделали. Они были достойны своих предшественников, Пушкина и Баратынского. Удивителен факт, что в двадцатые годы, когда большинство русских писателей уехали за границу, все поэты первого ряда (может быть, за исключением Бальмонта) остались в России и испили эту чашу до дна.
— Какое значение для отечественной культуры имеет поэзия Серебряного века, острота восприятия действительности поэтами и их реакция на революцию?
— Поэзия, как вера в Бога, это личное дело, это поиск гармонии с самим собой посредством слов. Как только поэт добровольно оставляет себя в пользу общественного — это уже служение, он — как священник в церкви: среди толпы или над толпой. И тогда он эту свою индивидуальность теряет, и звуки (поэзия — прежде всего музыка слов), которые он слышит в себе, приглушаются звуками улицы. А улица — это стихия, революция, быт, борьба за призрачное счастье, блаженство сиюминутности и так далее. Но, с другой стороны, поэт — песчинка этой толпы, он — живой организм, созданный природой, человек. И улица-стихия держит его в напряжении, заставляет смотреть по сторонам, выйти из себя, и те же блаженные слова (как молитвослов) заставляет обрести силу, которая, облаченная в рифмы, ритмы, знаки и строки, становится оружием навылет и может и ранить, и жечь, и лечить, и убивать, и звать — кого на баррикады, кого к смирению.
КТО ЕЩЕ ТАМ? ВЫХОДИ!
— Как встретил революцию Александр Блок? Почему он работал в государственных учреждениях?
— Он, как и все поэты Серебряного века, возлагал надежды на Керенского и тоже посвящал ему восторженные стихи. Блок после Февральской революции работал в Чрезвычайной комиссии при Временном правительстве, которая занималась расследованием преступлений прежней власти. Поэт редактировал стенограммы допросов царских чиновников. Уже после Октябрьского переворота он пришел работать в театр. Это было время, когда театр нес просветительскую миссию. Ставили Шекспира и другую классику, которая должна была образовать людей. В то время в Институте истории искусств на Исаакиевской площади профессора преподавали для рабочих, а гувернантки получали руководство к чтению: широко была поставлена «ликвидация безграмотности». На Невском висел знаменитый плакат Радакова «Неграмотный — тот же слепой». Блока в театр пригласил нарком просвещения А. В. Луначарский. Он, хоть и был активным большевиком, но не столько ленинцем, сколько глубоко интеллигентным человеком. Блок и Луначарский — люди одного круга, они работали в государственных учреждениях для того, чтобы созидать.